Ирина Задольская десять минут назад молилась о поводе для знакомства, и, по всей видимости, мольбы ее были услышаны. Что тут творится – непонятно, но Рэнди Хэмилтона надо спасать, и сделает это ОНА.

Оттолкнув в сторону орущую девицу, держащую в руках вонючий пакет, она бросилась по ступенькам на сцену. Взгляд выхватил из картинки перевозбужденную Зойку Карпушину, но на удивление не хватило времени.

– Рэнди! – крикнула Ира, и американец обернулся.

Изумление на его лице сменилось острой заинтересованностью. Хороша… Кто она?

Ира взяла Хэмилтона под локоть и настойчиво потянула за собой.

– Пойдемте! Вам здесь не место!

– Как вас зовут?

Она наклонила голову набок и кокетливо произнесла:

– Скажу, если вы пойдете со мной.

* * *

Он узнал ее. Не сразу, но узнал. Яркий макияж, розовый полушубок, снежинки на волосах и плечах… «Ах, Вы похожи на улыбку Вашу!» Зоя. ЗОЯ.

– А ну-ка давай сюда пакет, – потребовал Фадеев, разворачивая Зойку к себе лицом. – И марш отсюда!

– Нет! – возмутилась она, вырываясь. – Я вас в обиду не дам!

Он смерил маленькую защитницу теплым взглядом и, не слишком-то церемонясь, отобрал пакет, а саму Зойку спрятал за спину.

– Бейте по центру! – скомандовала она, протягивая руку и тыкая пальцем в разъяренную Сацкую. – Она у них самая главная!

От нетерпения она даже подпрыгнула на месте и до боли прикусила язык (ой!). Уж не промахнитесь, Игорь Яковлевич, не промахнитесь! Будет знать Элька, как приставать к талантливейшим людям и как склонять честных девушек к террористическим актам! Не на ту напала!

Отправив три помидора в разные стороны, Фадеев увидел вбегающих в зал охранников. Ну, теперь с поклонницами Шекспира наконец-то разберутся – заигрались девочки, заигрались.

– Уходим, – сказал он и, схватив Зою за руку, быстрым шагом направился к выходу.

«С ума все сегодня посходили, – быстро подумала она, – таскают меня куда хотят. Я же не сумочка!»

Охранники хоть и припозднились, но работу свою выполнили на «отлично» – три представительницы общества «Летняя ночь» были задержаны и отправлены в ближайшее отделение милиции для дальнейшего разбирательства.

– У вас джемпер в помидорах, – сбегая по ступенькам, выпалила Зойка.

– Тебе тоже досталось, – усмехнулся Фадеев, – и рукава, и брюки…

– Ерунда! Это не самая любимая одежда – не так жалко. Приеду домой, застираю, может, и пятен не останется.

Она дернулась к гардеробной, и Фадеев устремился за ней.

Взяв вещи, они торопливо оделись и вышли на улицу. Желания встречаться с телевизионщиками и журналистами не было.

– А ты как здесь оказалась? – спросил Игорь Яковлевич, вынимая из кармана ключи.

– Хотела перенять опыт, – обматывая шею шарфом, ответила Зойка, – я на театральных курсах учусь… в прошлом году экзамены завалила, теперь опять поступать буду.

– А как же розыгрыши?..

– Подрабатываю в одной конторе.

– Ловко у тебя получается, – Фадеев одобрительно улыбнулся. – Значит, так, сейчас поедем ко мне и приведем одежду в порядок, а то твои родители с ума сойдут, когда это увидят.

– Да вы что! – Зойка захохотала. – Я уже взрослая, мне почти тридцать лет. Это внешность такая обманчивая… и живу я одна.

– Ну, нет, – замотал головой Фадеев, – досталось тебе помидорами из-за меня, так что именно я должен компенсировать нанесенный моральный ущерб. Живу я близко – на машине десять минут, и к тому же вчера мне подарили отличный ликер – отпразднуем крах общества «Летняя ночь».

Подняв голову, Зойка посмотрела на именитого режиссера. Нет, она вовсе не боялась ехать к нему домой, и в душе не было неприятных всплесков (вдруг он хочет ее соблазнить – какое там!) – они просто попали в дурацкую ситуацию, от них пахнет уксусом и помидорами, и он действительно чувствует себя виноватым.

«Интересно, а как он живет, здорово бы взглянуть». В памяти рыбкой блеснул давний сон, и Зойка еле сдержала смех.

– Поехали, – просто ответила она, – а то у меня за воротником так противно… кажется, туда попали внутренности помидора.

В квартиру Фадеева Зоя входила не дыша, на цыпочках. Да если кому рассказать – не поверят! Ого! Ух ты! Ничего себе!

Вообще-то обстановка была стандартной. Добротной, дорогой, но стандартной. Без леопардовых шкур на полу и без собственного портрета в полный рост на самом видном месте. Но все равно каждая вещичка, каждый предмет мебели Зойке казался необычным (а разве может быть обычное у такого человека?) – воображение само дорисовывало детали, и остановить его не представлялось возможным. Замерев посреди просторной центральной комнаты, Зоя фотографировала взглядом все, что попадалось на глаза.

– Супер, – наконец-то выдохнула она, залезая рукой под воротник. – Чешется, зараза, – объяснила она свое движение, – ядреные, видимо, были помидорчики.

– Да уж, на чесноке и специях не экономили, – поддержал Фадеев и добавил: – Если хочешь, можешь сходить в ванную, а я после тебя. Чистое полотенце в шкафчике. Там же есть чистый халат, но тебе, наверное, он будет очень велик.

Идти в ванную – неловко, пахнуть рассолом – стыдно. Зойка уложила на чаши весов и то и другое и на секунду задумалась.

– А если я помоюсь… это ничего? Ну… в смысле…

– Ты ликер любишь комнатной температуры или холодный? – пропуская слова стеснения мимо ушей, спросил Фадеев.

– Холодный.

Оказавшись в ванной комнате, Зойка первым делом принюхалась. Так было светло и чисто, что древесно-цитрусовый запах показался ей странным и лишним. Ах, ну да, так пахнет сам Фадеев – наверное, его любимый парфюм. Она подошла к стеклянным полочкам и изучила каждую баночку и коробочку. Наткнувшись на жестянку с мятными леденцами, хихикнула и положила один в рот. А он такой же человек, как и все, – конфеты любит. Ага, такой же – забыл закрыть тюбик с пастой. Она улыбнулась и дотронулась пальцем до крышечки. «А помните, Игорь Яковлевич, как я читала вам стихи?.. Вы, похоже, и не разозлились на меня за розыгрыш… Не обижайтесь, работа у меня такая».

Она стянула заляпанную кофту, повесила ее на свободный крючок, поморщилась, разглядывая пятна на футболке, и, тяжело вздохнув, подошла к зеркалу. А при первой встрече с Фадеевым все было проще и спокойнее, не так как сейчас (тух-тух, тух-тух – гулко стучит сердце). Тогда она играла роль, которая защищала ее, а сейчас она – Зойка Карпушина, которая завалила экзамены и в свои двадцать девять лет продолжает грезить сценой, хотя грезить, по сути, поздно. В театральные учебные заведения берут умных, талантливых, харизматичных и… молодых. Возрастное ограничение – 22—23 года, и против этой правды жизни не попрешь. И есть в Москве только одна класс-студия, которая допускает до экзаменов девушек до тридцати лет, и платить за обучение надо очень много, и осталась последняя попытка… Эх, если б раньше понять, к чему лежит душа, если б раньше быть посмелее и понастойчивее, если бы раньше так захотеть!